Я сослан Тобой в глубину бесконечного лета,
В рассветы и тёплые руки, и тщетность любых упований –
На дождь, на закат, на стихи, на щелчок пистолета.
Нелепо. Но даже разлуки мне не дал печальной и ранней.

И лето утопит меня в переулках и зное,
Я так и останусь навечно в капкане незрячего ока,
Стоять, прикрываясь рукой, и шепча что-то злое
О нём, но оно – равнодушно и вряд ли уж очень жестоко.

Безликого величия печать –
Не-своего, извне, из вне-земного.
Настолько вне, что можно отличать
Его в толпе: ни взгляд, ни жест, ни слово,

Но просто знак, клеймо. Неясный плод
Вниманья к людям. Моего вниманья.
Нимб, ореол. Но, впрочем, кто поймёт
То, что и вовсе чуждо пониманья?

То, что не есть почти наверняка
Ни свет, ни тьма, ни сумрак между ними.
И мне ли обнаружить, чья рука
Дарует то, чего не знаю имя?

А может, это – тень моих идей,
Моей надежды воплощённый призрак? –
Узнать когда-то, в сумерках людей,
Хоть на одном из лиц искомый признак,

Безликого величия печать.

С.Н.

Зима. Закат, оранжевый, как важный
Соседский кот, утаптывает снег.
Вот оттепель, и снег – немного влажный,
И белый цвет уже совсем поблек.

…Таких, как мы – талантливых, неверных,
Весёлых, нежных – где ещё найдёшь?
Что до стихов – недавних, как и первых –
Порой и чушь. Но никогда не ложь.

А ты стоишь в разледенелой луже,
И ты – такой большой печальный зверь.
Всё ерунда, пройдёт. Бывает хуже.
И лучше тоже может быть, поверь.

…Но мерит нас зима своим аршином,
И мирит нас с несбыточностью снов,
И кот, мурлыча, бродит по вершинам,
И снег не бел. И этот мир не нов.

И это хорошо. И завтра снова,
Наверно, будет снег. А может, нет.
Не льстись находкой слога или слова,
Которого ещё не слышал свет –

Он слышал все. Зима, коты, закаты
И девушка в маршрутке, и не счесть
Такого в памяти: и где-то, и когда-то.
Они, возможно, голос твой и есть.

Дивный город. Оставь, не трогай,
Не тревожь меня, дивный город.
Ты мне снишься. «Своей дорогой…»
Твой навеки. Тобой распорот,
Словно грудью – на эти шпили.
Город, город, не будь так страшен.
Ты нас ядом поил – мы пили
И плясали на скатах башен.
Среди всех я – один из многих –
Не обрёл за года свободы
От твоих песнопений строгих,
От капризной и злой погоды.
Отчего только я привязан
К этим башням и этим пляскам?
К мостовым и приречным вязам,
И к святых неподвижным маскам?
Оттого ли, что мы похожи,
Близнецы с обречённой верой
В то, что «если не мы, то кто же…»,
Дивный город в тунике серой.

Уже почти не отражаясь в зеркалах,
Уже совсем не ожидая отраженья,
Не замедляешь всё-таки движенья -
Певец балов и пленник на балах.

От снега до снега проходит год, как ни майся.
Но вот и твой вечер – шамань, пока не лишилась
Уменья плясать со снегами, в ветру. Купайся
В надежде на то, что и завтра… Шепчи «свершилось».

Короткие нынче дни,
Хорошие нынче дни.
Пока мы с тобой одни.
Пока мы с тобой. Взгляни
На этот заросший пруд,
На старый чудесный пруд,
Наш летний, весёлый труд.
Смотри, камыши не врут –
Приходит зима. Камыш
Шумит, шелестит камыш
В пруду, и на скатах крыш –
Пустое гнездо, малыш.
Пора, ведь декабрь, пора.
Прозрачных ночей пора,
И ранние вечера,
И кот бежит со двора
И просится в дом, и нос
Не кажет во двор, он нос
Мне тычет в ладонь, зарос
На зиму. Пушист, но бос,
Он лезет к печи. Зимы
Боится и вьюг. Зимы
Боимся с тобой и мы.
Но всё же её шумы
Приятны. И пенье вьюг,
И взвизги, и хохот вьюг,
Как звуки сонат и фуг,
Мы слушаем здесь, мой друг.

Кто знает путей наших серые нити?
Никто, как мы сами.
Однажды с дороги сойдите, рискните –
Полями, лесами.

Идите, не бойтесь. Не слушайте крики:
« Куда вы, вернитесь!»
Не их это дело – прекрасные лики,
Царица и витязь.

Идите, идите. Вы сами читали
Путей откровенья.
И вам – съединять, выбирая детали,
Бесценные звенья.

Плетите, пленяйтесь. Вы сами избрали
Турниры и битвы,
И трон в черно-мраморном некоем зале,
И скит для молитвы.

Вы сами свои подбирали доспехи
По росту, по силе.
Победы, проклятья, провалы, успехи –
Вы сами сносили.

Надежды и веры свои облекали
Вы в формы служений,
И образы ткали, и лица искали
Своих продолжений.

Вы сами творили свои ритуалы,
Свои заклинанья,
Не раз побывали – увечны, усталы –
На грани. За гранью.

Боялись? Боялись. А всё же – творили.
Шуты и бродяги,
Убийцы, священники, рыцари или
Поэты и маги

И кто вы там были – я голос ваш слышу
Из глубей бездонных.
И так же, как вы, я плету и завишу
От нитей сплетённых.

Здесь жить нельзя, а мы живём,
Вдыхаем эту пыль.
Проклятый город ест живьём.
Здесь смрад в буран и в штиль.
Бежать? Бежать. Куда-нибудь.
Возможна где-то высь?
Здесь пыль и смрад, и грязь по грудь.
Дыши, глотай, давись.
Но даже это – ерунда,
И можно жить порой,
Когда дожди хоть иногда
Не брезгуют дырой.

Мне ж этот город – худший ад
За серенький уют.
За то, что, как ни прячу взгляд,
Меня здесь узнают.

Солнце моё, взгляни на меня –
Моя ладонь превратилась в кулак.
В.Цой

Он мыслит войной и живёт войной,
И множит в степях кресты.
Не ты ли, и правда, тому виной?
Не ты.

Он был так хорош, был не зол, не груб.
Смеялся и щедрым был.
И не за воинственность пенье труб
Любил.

Но ты появился – не то чтоб шок,
Не то чтобы гром с небес.
Дразнил и дерзил, затаив смешок,
Твой бес.

Разрушил надежды его, смеясь,
До сердца достал, сумел.
Он клялся, что он тебя втопчет в грязь.
Ты смел.

Он бредит тобой, не щадит монет
И войск. И найдёт твой ад.
Ты сам так хотел, и дороги нет
Назад.

Он бредит тобой, он тебя найдёт.
Ты к этому вёл. Умён,
Ты сделал всё так, как хотел. А вот
И он.

Всё так же хорош, но теперь иной.
Другие теперь мечты.
Так кто же, ты скажешь, тому виной?
Не ты?